Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Материал из m-17.info

Движение / Концепция жизнеустройства / Диалектическая логика /

Розенталь Марк Моисеевич (1906-1975). "Принципы диалектической логики"

Содержание

• Глава 1. Логика как наука
• Глава 2. Сущность, цели и задачи диалектической логики
• Глава 3. Законы диалектики как законы познания
• Глава 4. Соотношение логического и исторического в процессе познания
• Глава 5. Понятие в диалектичкской логике
• Глава 6. Суждение в диалектической логике
• Глава 7. Проблемы выводного знания в диалектической логике
• Глава 8. Аналитический и синтетический способы исследования
• Глава 9. Абстрактное и конкретное. Восхождение от абстрактного к конкретному - закон познания

Диалектическая логика — логика движения, развития, изменения. Материалистическая диалектика как логика и теория познания

Возникновение диалектики означало новую ступень в развитии логики. Марксистская диалектика, усвоив­шая и переработавшая на материалистической основе все ценные достижения предшествующего развития фи­лософии» особенно диалектики Гегеля, наиболее ярко и решительно выразила наступление нового этапа в исто­рическом развитии логики — этапа диалектической ло­гики. Диалектика прорвала узкий горизонт формальной логики и выковала метод всестороннего исследования познания с точки зрения наиболее полного и глубокого отражения развивающегося объективного мира. Главная черта диалектической логики в отличие от формальной в том, что она вносит в мышление, в прин­ципы и законы познания идею развития, изменения. Диалектика «расплавила» неподвижные категории и понятия, заставив их двигаться и изменяться в соответ­ствии с развивающейся и изменяющейся действитель­ностью. Она, употребляя образное выражение Гегеля, возжгла живое понятие в окостеневшем материале старой логики и привела его в текучее состояние. Если формальная логика есть логика статики, покоя, то диа­лектическая логика — это логика движения, изменения, логика текучих понятий и категорий, отражающих объективный мир наиболее адекватным образом.

Материалистическая диалектика как учение о раз­витии возникла на твердой базе научных теорий естествознания и исторического опыта человеческого обще­ства. Развитие естествознания и практической деятель­ности человечества разрушило представления о неизмен­ности природы и общества. Сейчас нет ни одной науки, которая бы при исследовании тех или иных явлений природы — от сложных процессов, происходящих в нед­рах атомных ядер, до процессов, связанных с высшими формами материального движения, с жизнью, — игно­рировала этот принцип. Сама наука находится в состоя­нии беспрестанного брожения: рушатся одни представ­ления, возникают новые понятия и представления; научная картина природы, создаваемая нашими знания­ми, меньше всего напоминает нечто законченное и не­подвижное.

То же самое необходимо сказать об общественной жизни людей, об устоях этой жизни. На глазах совре­менного поколения сходит с исторической арены ста­рый, буржуазный мир и рождается новый, социалисти­ческий мир, свободный от классового и национального гнета, Это может нравиться или не нравиться кому: либо, но не видеть этого всемирно-исторического раз­вития и изменения невозможно.

Возникает вопрос: может ли человеческое мышле­ние, логика нашего познания быть исключением в этом всеобщем развитии и изменении? Может ли мышление, не вобрав в себя и не пронизав все свои элементы принципом развития, претендовать на истинное воспро­изведение реального мира? Конечно, нет: вне великого и всеобщего закона развития и изменения нет и не мо­жет быть в наше время ни научной теории познания, ни научной логики. В этом глубочайший смысл изве­стного ленинского положения о том, что диалектика как учение о развитии и есть логика и теория позна­ния.

Рассмотрим несколько подробнее это положение, определяющее суть диалектической логики и те устои, на которых она зиждется. Материалистическая диалек­тика — учение о наиболее общих законах развития при­роды, человеческого общества и мышления. Это зна­чит, что в ней воплощено единство учения о бытии, т. е. того, что раньше определялось как «онтология», и уче­ния о мышлении, о познании т. е. гносеология. Это единство и неразрывная связь между учением о бытии и учением о мышлении вытекает из материалистического понимания природы познания. Познание — это отражение объективного, существующего независимо от человека мира. Мышление и объективное бытие свя­заны неразрывно, притом так, что бытие первично, со­знание вторично. Бытие определяет сознание, мышле­ние человека. Поэтому невозможно рассматривать последнее, его формы и законы независимо от объек­тивного мира. Диалектический характер логики опреде­ляется диалектической сущностью самой природы, ре­ального мира. В. И. Ленин выразил это кратко сле­дующим образом: «если все развивается, то относится ли сие к самым общим понятиям и категориям мышле­ния? Если нет, значит, мышление не связано с бытием. Если да, значит есть диалектика понятий и диалектика познания, имеющая объективное значение»(1).

Таким образом, диалектическая логика прочно по­коится на базе материалистической теории познания, теории отражения. Она неразрывно связана с материа­листической гносеологией. Здесь речь идет не о том, можно ли рассматривать диалектическую логику и гно­сеологию как части философской науки, имеющие свой специальный объект исследования. Это вопрос, с нашей точки зрения, не принципиальный. Безусловно можно выделить ряд вопросов, которые составляют предмет теории познания в узком смысле этого слова, каковы, например, вопросы об отношении мышления к бытию, о происхождении мышления, о сущности чувственного познания, абстрактного мышления и т. п.; точно также можно выделить вопросы, которые составляют специ­фический предмет логики, как вопросы о формах и за­конах мышления, о законах движения познания и т. п.

Речь идет не об этом аспекте проблемы, имеющем скорее методическое, нежели философское значение, а о том, что с принципиальной точки зрения, т. е. с точки зрения существа логики как науки о формах и законах мышления, нельзя ее рассматривать в отрыве от гносео­логических вопросов, изолируясь от них, т. е. от таких вопросов," как отношение мышления к действительно­сти, об истине, соотношении единичного и общего, мы­сли и практики и т. п. Невозможно также рассматривать эти вопросы и их решение как лишь предпосылки, которые логика не может не учитывать и из которых она должна исходить, ибо они находятся не по ту сто­рону логики, а составляют ее фундамент, ее существо. Не зря же неопозитивистские логики тратят столько усилий на то, чтобы очистить логику от гносеологии, представить ее как автономную и независимую область мысли.

Чтобы выяснить этот вопрос конкретнее, рассмотрим, как он ставился некоторыми логиками. Один из известных русских логиков С. И. Поварнин, не отрицая определенного контакта между логи­кой и гносеологией, рассуждал так. Один из централь­ных вопросов гносеологии — это вопрос об истине, о том, что такое истина, какова ее сущность. Логика ней­тральна к такого рода гносеологическим проблемам. «Для гносеологии подобные проблемы интересны сами по себе, — пишет он,— и она должна исследовать их до полного и всестороннего исчерпывающего решения: теория логики рассматривает их лишь с тех точек зре­ния и постольку, как требуют этого интересы чисто логической работы. Возьмем, например, вопрос о сущ­ности истины. Гносеология должна исчерпать его совер­шенно. Теория логики рассмотрит различные понима­ния истины, исключительно с точки зрения удобства их для чисто логических исследований, и примет, например, как самую удобную предпосылку, точную «тео­рию соответствия" и т. п.»(2).

В другом месте, разбирая точку зрения, согласно которой, когда мы исследуем «законы мысли, мы вме­сте с тем исследуем законы бытия», Поварнин утвер­ждает, что это ведет «к усложнению логической рабо­ты». Почему же? «В конце концов, — отвечает автор,— неминуемо приходится считаться с вопросом, как формы и законы мысли проявляются в бытии; логические про­блемы становятся онтологическими и обратно... Сво­бода логических исследований требует отказа от всех внелогических интересов»(3).

Итак, все зависит от «удобства», логика должна быть свободна от «внелогических» проблем, Мы уже касались этих вопросов, рассматривая некоторые течения современной идеалистической логики. С точки зре­ния ленинского положения о единстве логики и теории познания в материалистической диалектике мысль о том, что логика, исходя из соображений удобства, мо­жет абстрагироваться от гносеологии, не выдерживает критики. Там, где начинаются соображения «удобства» или «неудобства», кончаются границы науки. Вот один пример из истории философии. Неокантианец Г. Риккерт говорил, что «проблема истины никогда не сможет быть решена, как проблема действительности»(4). Это подход к истине с точки зрения идеалистической гно­сеологии: истина рассматривается как нечто независи­мое от самой реальной действительности. Имеет ли это непосредственное значение при решении всех логиче­ских проблем? Безусловно. Вся логика неокантианцев выдержана в духе идеалистической гносеологии. Пред­мет логики они сводят исключительно к исследованию форм мысли независимо от содержания, которое в них выражено, ибо последнее, как утверждает Риккерт, «лежит совершенно вне логической сферы» и в вопросе об истине следует сообразовываться лишь с мыслью(5).

Можно, конечно, считать данную точку зрения на истину «удобной», но нельзя признать, будто логика свободна от этих якобы «внелогических» проблем. В действительности их решение обусловливает все со­держание логики, ее направление, подход к логическим вопросам, так что логические проблемы действительно становятся «онтологическими» и гносеологическими, и наоборот. Поэтому только в целях классификации и методики можно разделять логику и гносеологию, а в действительности они едины и неразрывны, имея своим предметом познание, законы познания объективного мира, законы исследования и постижения объективной истины.

В этом легко убедиться при рассмотрении того же вопроса об истине. Материалистическая, т. е. един­ственно научная теория познания, утверждает, что исти­на это такое воспроизведение материального в идеаль­ном, которое правильно отражает объективную природу материального. Здесь мы сразу сталкиваемся с пробле­мами «онтологии» и гносеологии, от чего идеалистиче­ская философия стремится очистить логическую науку, но от чего ее освободить так же невозможно, как не­возможно освободить человеческую мысль от связи с материальным комочком, называемым мозгом. Если истина есть верное отражение объективного мира, то логика должна свои принципы согласовать с последним. Если реальный мир находится в состоянии движения, развития, изменения, то, значит, логические понятия и категории, логические формы и законы мысли дол­жны по своей природе быть столь же диалектическими, чтобы выразить истину. Это и имел в виду В. И. Ленин, сказав, что диалектика есть логика и теория познания, ибо без диалектики, помимо диалектики нет в совре­менных условиях истинной гносеологии и логики. По этой же причине диалектическая логика преодолевает ограниченность формальной логики, приводя застывшие определения и понятия в движение, вселив в них жи­вой и беспокойный дух развивающейся и изменяющейся действительности.

Главная задача диалектической логики сформули­рована в словах В. И. Ленина, взятых в качестве эпи­графа к настоящей работе. Диалектическая логика не ставит себе цель доказать, что все в мире существует лишь постольку, поскольку материя развивается, дифференцируется, порождая все новые формы. Это уже нечто сами собой разумеющееся. Главная задача диа­лектической логики состоит в том, чтобы показать, как можно выразить объективно существующее движение в логике понятий, категорий, суждений, умозаключе­ний и т. д.

Когда мы говорим, что диалектика есть логика, то мы прежде всего имеем в виду именно это. Но этим, однако, не исчерпывается смысл положения о том, что диалектика есть логика. Дело не только в том, что ло­гика должна быть диалектической в силу диалектиче­ского характера самой действительности, отражением коей служат формы и законы мысли. Диалектика есть логика также потому, что сама мысль развивается диа­лектически, а это требует исторического подхода к познанию, учета того, что наши понятия, категории яв­ляются результатом длительного исторического развития познания, исследования противоречий развития объективной истины, подхода к познанию как диалек­тически сложному процессу развития. Без соблюдения этих требований невозможно понять истинную логику движения мысли, познания, а следовательно, и пути познания истины.

Познание — как индивидуальное, так и обществен­ное — есть столь же диалектический процесс, как и про­цесс развития любой вещи. К нему применимы все за­коны и категории диалектики. Только при таком под­ходе познание выступает перед нами во всей своей реальности, со всеми неизбежными противоречиями, сложными и часто извилистыми путями, ведущими к истине.

Положение о том, что диалектика есть логика и тео­рия познания, означает, что невозможно правильно ре­шать логические и гносеологические вопросы, не при­меняя к ним диалектики. Идет ли речь об истине в целом или о понятиях и суждениях, с помощью кото­рых достигается истина, или о ступенях процесса позна­ния истины — всюду мы имеем дело не с застывшими и готовыми мыслями, а с движением мыслей, понятий, суждений. Вне такого движения невозможно отраже­ние объективного мира.

Диалектическая логика установила неразрывную связь и единство между отдельным процессом позна­ния и историческим процессом развития познания. Он­тогенез мысли совпадает в общем и целом с ее фило­генезом. Нельзя понять настоящего состояния научной теория, не рассматривая ее как результат всего пре­дыдущего развития познания. Результат познания соот­носится с тем путем, который привел к нему, как два ингридиента одного и того же процесса. Каждое поня­тие или категорию можно осмыслить, если учесть их историческое происхождение, т. е. беря их как вывод, итог истории познания. Точно также о любой истине нельзя думать, что она появилась, подобно выстрелу из пистолета, ибо она имеет историческое содержание.

Короче говоря, для диалектической логики логиче­ский процесс познания есть обобщенная история позна­ния. Трудно переоценить значение этого принципа для научной гносеологии и логики. Он помогает правильно решить многие специальные проблемы логики и теории познания. Не случайно В. И. Ленин в свое определение диалектической логики вводит этот момент, указывая, что логика есть «итог, сумма, вывод истории познания мира(6).

Таким образом, гносеологический подход к логике неизбежно приводит к диалектической логике (т. е. если в мире все развивается, то и логика, будучи отра­жением реального мира, должна выразить это разви­тие), в свою очередь только применение диалектиче­ской теории развития к гносеологии—в данном случае к вопросу об истине — ставит гносеологию на твердую научную почву.

Поэтому нельзя согласиться с утверждением том, что «не логика нуждается для своей работы в гносео­логии, но гносеология в логике, так как она не может существовать без предварительной работы логики над знанием»(7). В действительности, как было показано на примере, вопроса об истине, логика и теория познания нераз­рывны и представляют собой по существу единую науку о познании. Неверно утверждение о том, что про­блема истины — это предмет теории познания, а не ло­гики, ибо оно ведет к опустошению логической науки.

Единство логики и теории познания можно было бы показать и на ряде других вопросов. Скажем, куда отнести вопрос о практике, о соотношении мысли и практики — к гносеологии или логике? По принятым канонам — это суверенная область теории познания, а не логики. Но попробуйте изъять из диалектической логики этот вопрос, и результат получится не менее ошибочный, чем и в случае с проблемой истины. Даже материалистически истолкованная формальная логика не вправе обходить его. Мы говорим «даже», потому что в формальной логике, как это будет видно из даль­нейшего изложения, практика не входит так органиче­ски и неразрывно в учение о формах мышления и его законах, как в логике диалектической. Но и тогда, ко­гда формы мышления, изучаются в плане формальной логики, нельзя отвлечься от практики, ибо только в процессе практического воздействия на природу и в результате этого воздействия можно было обобщить законы и правила логического мышления.

Особое значение этот вопрос приобретает в диалек­тической логике, где движение и развитие форм мысли, их гибкость и подвижность в огромной степени обу­словливаются постоянным изменением исторической практики человечества. Здесь практика непосредствен­но вплетается в процесс мышления, в ход познания, вследствие чего нельзя считать, что вопрос о соотноше­нии мысли и практики решается в теории познания, но не в логике.

Против разрыва гносеологии и логики выступал В. И. Ленин, подчеркивая их единство как учения о по­знании. В марксистской философии это единство логики и теории познания воплощено в материалистической диалектике — в учении о наиболее общих законах раз­вития природы, общества и мышления. Вот почему не­правомерна наблюдающаяся в некоторых марксистских работах тенденция к резкому разграничению предмета диалектики, логики и теории познания.

Некоторые авторы даже хотят отделить диалекти­ческую логику от «субъективной диалектики», под ко­торой разумеется отражение в мышлении, в понятиях диалектики объективного мира. Например, Г. Клаус пишет в своей книге «Введение в формальную логику»: «Если под диалектической логикой принимают просто субъективную диалектику и соответственно диалекти­ческий метод, то это дополнительное понятие (т. е. по­нятие диалектической логики. — М. Р.) способно вы­звать только путаницу и было бы излишним» (8). Иначе говоря, некоторые исследователи, если и признают диа­лектическую логику, то хотят выделить для нее такую область, которая не только не относилась бы к диалек­тическому методу в целом, но даже и к субъективной диалектике, т. е. к той части или стороне диалектиче­ского метода, которая специально посвящена диалек­тике познания, мышления.

Подобные попытки, как нам кажется, противоречат указаниям В. И. Ленина о том, что диалектика, логика и теория познания это «одно и то же», что диалектика, т. е. диалектический метод, и есть логика, теория познания. Говоря о диалектике, логике и теории познания: «не надо трех слов, это одно и то же», Ленин пресле­довал цель не экономии словесного выражения этих понятий, а вскрыл единство, органическую связь раз­личных сторон материалистической диалектики.

Как учение о развитии диалектика — многосторон­няя и многогранная наука. Она исследует наиболее об­щие законы развития как материального мира, так и мышления о нем, идеального отражения его в мозгу человека. Оба эти аспекта учения о развитии не могут быть обособлены, поскольку мышление лишь тогда истинно, когда оно воспроизводит объекты в их естест­венном состоянии, т. е. в непрерывном изменении. При­том законом самого мышления является развитие, так как оно не может достигнуть своей цели сразу, а лишь в ходе исторического процесса. Этим и обусловливается то, что диалектика есть единство учения о развитии бытия и его познания. Значит нет никакой опасности в «сведении» логики к диалектике. Искать ее предмет вне диалектического метода было бы грубой ошибкой. За эту ошибку упрекал В. И. Ленин Плеханова, кото­рый «сводил» диалектический метод лишь к учению о развитии природы и общества, игнорируя его другую, неразрывную с ним сторону — учение о диалектическом мышлении, о диалектике познания. Имея в виду эти вопросы, Ленин указывал, что Плеханов почти совер­шенно не уделял внимания «большой логике», т. е. соб­ственно диалектике как философской науке(9). Ленин говорит о диалектике как логике. Поэтому диалектиче­скую логику следует рассматривать не как нечто отлич­ное от диалектического метода, а как одну из важней­ших его сторон и аспектов—именно ту сторону, кото­рая исследует, какими должны быть человеческие мы­сли — понятия, суждения и иные мысленные формы, чтобы выразить движение, развитие, изменение объек­тивного мира. Таким подходом к вопросу, по нашему глубокому убеждению, единственно верным, мы достигаем двоякого рода цели: 1) сознание того, что исследование логики познания, логических форм мышления и его законов можно и должно осуществлять лишь в неразрывной связи с исследованием диалектической природы объективного мира, и 2) понимание всей необходимости и огромной важности специального изучения диалектиче­ской логики как одной из граней и аспектов общего учения диалектики о развитии.

Диалектическая логика — это применение диалекти­ческого метода к мышлению и познанию, конкретизация общих принципов этого метода в области законов и форм мышления. Конкретизация эта выражается в ис­следовании форм и проявлений, которые получают общие принципы диалектической теории развития в мыш­лении, выяснение специфических, «внутренних» законов, управляющих движением познания.

Следует при этом указать, что неправомерно сводить диалектическую логику (впрочем, как и логику вообще) к сумме конкретных технических приемов, которыми следует руководствоваться в исследовании. Между тем такое представление о диалектической логике встречается. Считают, что она занимается выяснением при­емов исследования, применяемых в различных конкрет­но науках, и обобщением этих приёмов, выведением на их основе каких-то общих правил и принципов. Такое представление ошибочно потому, что оно превращает логику в чисто техническую науку, рекомендующую иссле­дователям какую-то сумму правил познания. Невозмож­но исчерпать все многообразие конкретных приемов ис­следования, которые применяются в различных науках. Эти приемы определяются прежде всего специфическими особенностями каждой отдельной науки, вследствие чего сами исследователи этих областей природы лучше, чем кто-либо сумеют их установить. Если логика обращается к способам исследования конкретных наук, то лишь для того, чтобы на практике познания обнаружить законы познания, которые специфически проявляются в любой науке и которые имеют объективное значение, вытекают из самой природы мышления как отражения и воспроиз­ведения объективного мира. Понятно, что это нечто иное, чем технические приемы исследования. Поэтому вряд ли можно считать плодотворным такое направление работы в области диалектической логики, которое выражается в изощренных поисках подобных приёмов для подхода к такому-то вопросу. Логика — не каталог подобных приемов, а учение о законах познания, учение о том, как в движении понятий, в их связи и взаимозависимости, в развитии и движении форм мышления отражается и воспроизводится вечно изменяющийся объективный мир.

Диалектическая логика — не формальная, а «содержательная» логика

Прежде всего несколько слов о том, какой смысл имеют понятия формальной и содержательной логики, по какому признаку они различаются.

Некоторые логики утверждают, что логика может быть, только формальной. При этом они имеют в виду то обстоятельство, что, оперируя логическими формами мысли, законами мышления, мы отвлекаемся от кон­кретного содержания мыслей. Например, форма суждения: S—Р есть лищь форма какого-либо высказывания о предметах и в самой этой форме отсутствует конкрет­ное содержание, в нее можно включить любое содер­жание.

Если «формальность» в применении к логике трактовать только в этом смысле, то следует сказать, что и диалектическая логика — формальная наука. Когда мы говорим, что понятие есть единство противоположно­стей — допустим, единичного и общего, — то мы при этом отвлекаемся от его конкретного содержания, ибо этим понятием может быть растение, человек, общество и т. п. Даже Гегель, который беспощадно обрушивался на всякий формализм в трактовке логических форм, признавал в этом смысле логическую науку формальной. Сопостав­ляя конкретные науки с логикой, он указывал, что по сравнению с ними «логика есть, конечно, формальная наука..."(10) И тем не менее Гегель видел ограниченность формальной логики именно в ее формальном характере. Он говорил об этой логике: «Неполнота этого способа рассмотрения мышления, оставляющего в стороне истину, может быть устранена лишь привлечением к мыслитель­ному рассмотрению не только того, что обыкновенно причисляется к внешней форме, но вместе с тем также и содержания»(11).

Анализируя подобные высказывания Гегеля, В. И. Ленин одобряет мысль о том, что логика (Ленин говорит о диалектической логике) есть учение не о внеш­них формах мышления, а о таких формах, которые вы­ражают содержание предметов и процессов. Неверно, записывает он в своем конспекте «Науки логики», что логические формы суть формы «на содержании, а не само содержание». Положительное значение гегелевской логики Ленин видит в том, что она требует, чтобы логи­ческие формы были содержательными формами, «фор­мами живого, реального содержания, связанными нераз­рывно с содержанием»(12).

Конечно, в рассуждениях Гегеля о формах мышления многое неправильно. Как идеалист, он полагал, что с вве­дением содержания в логику ее предметом становится чистая идея. Но это не должно затмить ценную мысль о содержательности логической формы.

Таким образом, о формальном характере логики можно говорить в двояком смысле: 1) в смысле отвле­чения от данного конкретного содержания форм мысли, что относится к любой логике, и 2) в смысле связи между логическими формами мысли и содержанием или степени отвлечения форм мысли от содержания. По­этому неверно было бы категорическое утверждение: «Логика по существу формальна». Такое утверждение может явиться способом защиты тезиса о том, что в об­ласти науки безраздельно господствует одна логика — формальная.

Когда мы утверждаем, что диалектическая логика не формальная, а содержательная логика, то речь идет о формальности не в первом, а во втором смысле этого слова.

Из тезиса о том, что диалектическая логика — это со­держательная логика, не вытекает заключение о бессо­держательности формальной логики. Только такие идеа­листы, как Кант или современные логические позити­висты, могут полагать, будто логические формы мысли извлечены из недр разума, а не являются формами объективного содержания, объективных связей и отно­шений, существующих между вещами. Логика черпает свои формы из практики отражения в мышлении реаль­ной действительности, которую она обобщает с целью ее познания. Процесс «превращения» материального в идеальное включает в себя выработку логических форм мысли, представляющих собой в конечном счете слепок с реальных отношений и связей вещей. Естественно, что ни одну форму мысли, исследуемую формальной логи­кой,— ни понятие, ни суждение, ни умозаключение — нельзя рассматривать, как «чистую» форму, лишенную объективного содержания, не выражающую объективного содержания. Поэтому утверждение о бессодержательно­сти формальной логики было бы изменой материалисти­ческой теории познания.

Однако при всем этом степень отвлечения от содер­жания, мера абстрагирования от него может быть раз­личной. Извлекая формы мысли из практики отражения реального содержания вещей и отношений между ними, установив эти формы, формальная логика затем иссле­дует способы их связи и соединения, способы выведения из одних положений других согласно логическим схемам, не обращаясь непосредственно к действительности. От­сюда неизбежность признания некоторого безразличия формы к содержанию.

Подчеркивая этот аспект, в котором формальная ло­гика рассматривает формы мышления, мы не думаем, что достижение истины не является ее целью и задачей. Поэтому нельзя согласиться с вышеприведенной гегелев­ской характеристикой формальной логики как способа мышления, вовсе «оставляющего в стороне истину». Если бы Гегель сказал, что в силу своего формального характера она не является достаточным условием для достижения истины, что формальная логика не имеет своей непосредственной задачей исследование истинно­сти посылок, из которых выводятся те или иные заклю­чения, он был бы прав. Утверждать же, что она вообще оставляет в стороне вопрос об истине, неверно. Ибо, хотя правильность и истинность мысли не тождественны, они тесно связаны между собой и обусловливают друг друга. Без правильного, последовательного, логически верного соединения мыслей невозможно достижение самой истины. Нарушение принципов и требований формальной ло­гики свидетельствует о неистинности или неразработанности какого-либо положения. Например, наличие логи­ческих противоречий при построении физических или иных теорий есть признак того, что теория нуждается в дальнейшей, более глубокой разработке и преодолении этих противоречий. Если формально логическая правильность — условие истинности, то в свою очередь истина должна быть выражена в строго логической форме. Последняя совсем небезразлична для истины, логическая путаница часто служит покрывалом фальшивых мыслей и идей.

Самое же главное то, что принципы правильного мышления основаны не на произвольных правилах, а выработаны в результате длительной познавательной деятельности человеческого мозга в ходе практического воздействия людей на природу. Следовательно, формы правильного мышления, правильной связи мыслей отражают в конечном счете «правильность» связи самих явлений. Поэтому невозможно изолировать про­блему правильного, последовательного мышления от проблемы истины.

Но вместе с этим их нельзя и отождествлять. Ибо хотя формы мышления, как их исследует формальная логика, отражают реальное содержание, они настолько общи и абстрактны, настолько отвлечены от конкретного содержания явлений, что одного соблюдения их еще очень мало для достижения истины. Именно вследствие этого формы мышления, исследуемые формальной логикой, являются «внешними», поскольку они в известном смысле безразличны к содержанию или выражают его в очень отвлеченном виде.

Поясним это на примере формально логических законов мышления. Закон тождества требует, например, чтобы мы не подменяли в процессе рассуждений один предмет мысли другим. Это, несомненно, важное требование, и необходимо его выполнять, чтобы правильно мыслить. Но когда я высказываю суждение: «буржуазия есть класс, единственной целью которой является забота о благе трудящихся», и хотя я в процессе рассуждения буду строго соблюдать закон тождества, то тем не менее моя мысль далека от истины. Принцип тождества предмета мысли настолько отвлекается от содержания этого суждения, что форма мысли вполне может заключать к в себе и ложное содержание.

То же самое следует сказать о законе противоречия, который требует, чтобы мысль была не противоречивой, запрещает соединять несовместимые, противоречащие положения об одном и том же предмете. Когда я говорю, что данный человек красив, то я внесу неразбериху в свое рассуждение, если я одновременно скажу, что он некрасив, и истина тем самым не будет достигнута. Но я нисколько не погрешу против указанного закона, если последовательно буду придерживаться мнения о том, что данный человек, на мой взгляд, некрасив, хотя в дей­ствительности он красив.

Таким образом, формально логические законы мыш­ления дают только форму, в которую мы должны облечь свои суждения и умозаключения, но так как форма эта в огромной степени отвлечена от содержания вещей, то сама по себе она еще не служит реальным условием истинности наших мыслей.

В этом смысле рассматриваемая логика есть формальная логика. Стало быть, дело не в том, что она от­влекается от данного конкретного содержания, это де­лает и диалектическая логика, а в степени отвлечения. Форма силлогизма, например, важное средство позна­ния, но так как формальная логика не исследует истинность посылок, из которых выводится заключение, то при желании можно в эту форму влить любое содержа­ние. Не случайно поэтому она нередко используется в целях софистики.

Конечно, при желании можно все, что угодно, даже самые строгие научные положения использовать вкривь и вкось, в том числе и диалектику, которая, как из­вестно, неоднократно служила мостиком к софистике. Но речь идет о другом - о том, что формальная логика, исследуя формы мышления в отвлечении от содержания реальных явлений и будучи применена к таким вопро­сам, где требуется анализ этого содержания, дает удоб­ный повод для всякого рода искажений. Признавая важное значение формально логических принципов исследования форм мысли, мы, однако, должны пойти дальше и исследовать последние в не­разрывной связи с реальным содержанием действитель­ности. В этом случае главным объектом изучения будет не форма мысли, отвлеченная от содержания, а соответ­ствие ее реальному содержанию. Вот таким исследова­нием занимается диалектическая логика, и в этом смысле она выступает не как формальная, а как содержатель­ная логика.

В диалектической логике формы мысли выступают по отношению к содержанию не как внешние, а как фор» внутренне связанные с содержанием. Истина здесь в известном смысле присутствует уже в самой форме вследствие того, что это — форма реального содержания. Если сопоставить закон диалектики о единстве борьбе противоположностей с формально логически законами тождества и противоречия, то будет видно, что он является не формальным условием истины, а выражением содержания, сущности самих вещей и процессов объективного мира. Все вещи, явления и процессы суть единства, совокупности взаимосвязанных противоположностей. И если мы хотим постигнуть объективную истину, то формы нашего мышления должны отразить это противоречивое содержание или сущность предметов. Или возьмем такие логические категории, как ходимость и случайность. Эти категории, как и закон единства и борьбы противоположностей, представляют робой обобщение реального содержания развивающихся и изменяющихся предметов и как формы мысли они отражают истинное содержание, вследствие чего применяя их к окружающему нас миру, мы познаем объективную истину о нем.

Формализованная логика требует отвлекаться от держания. В противовес ей основное требование диалектической логики состоит в том, чтобы никогда не отрываться от реального содержания явлений и процессов. Формальный характер первой объясняет нам причину того, почему она, особенно в современном своем виде, имеет преимущественно дедуктивный, аксиоматический характер, в то время как содержательный характер диалектической логики объясняет, почему она пользуется всем богатством логических средств, среди которых значение аксиоматических способов незначительно. Способы мышления, разрабатываемые диалектической логикой, требуют исследования вопроса о том, истинны по своему содержанию или нет исходные посылки, которыми мы оперируем в мышлении.

Современная формализованная логика идет по сравнению с традиционной логикой дальше по пути отвлечения от содержания, что, как уже отмечалось, не ставится ей в упрек, но при этом нужно избегать абсолютизации ее принципов, необходимых для тех или иных целей познания. Возьмем, например, такую логическую форму как «материальную импликацию». Сами представители символической логики говорят о неудачности этого тер­мина, так как способ импликации целиком формален и выражение «материальная импликация» дает неправиль­ное представление о ее сущности. «Импликация» озна­чает следование и выражается в формуле «если... то». Способ логической импликации оперирует высказыва­ниями, из которых одно должно быть истинным, а дру­гое ложным и соответственно определенным правилам исчисляет истинность или ложность высказываний. Но при этом данная логика требует полного отвлечения от того, объективно ли истинны или ложны высказывания, которые сочетаются по принципу «если... то». Функции истинности выполняет одна лишь эта логическая кон­станта, независимо от объективного содержания выска­зываний, из которых образуется сложное суждение. Между двумя высказываниями нет никакой внутренней связи (например, «если 2X2 = 4, то Нью-Йорк большой город»). Подобное отвлечение от реального содержания вполне правомерно там, где связь, отношения рассма­триваются как внешние по отношению к содержанию и при этом действительно исчисляется истинность или лож­ность высказываний.

«Материальная импликация» не поможет там, где требуется анализ содержания, притом содержания слож­ного, изменяющегося, где поэтому в целях достижения истины нужно, чтобы понятия, суждения и т. п. были адекватными содержанию. Чтобы пояснить это, мы ис­пользуем один невольный казус, случившийся с приме­чаниями редакции к русскому переводу книги А. Тарского «Введение в логику и методологию дедуктивных наук». Тарский в целях иллюстрации отсутствия внутрен­ней связи друг с другом высказываний в «материальной импликации» приводит в качестве истинной импликации шутливое выражение: «Если вы решите эту задачу, я съем свою шляпу». Так как условие таково, что задачу вы решить не сможете, то импликация истинна.

Редакция, желая, очевидно, сделать более доступным читателю рассуждения о «материальной импликации», делает к примеру Тарского следующее примечание: «Или, например, мы можем смело утверждать, что если капиталистические правительства стран, владеющих колониями, добровольно дадут им независимость, то реки потекут вспять»(13). Разъяснение это явно неудачно, ибо для исследования истинности или ложности данного высказывания требуются иные, более сложные способы мышления. Форма «материальной импликации» настолько отвлечена от реального содержания, что с ее помощью невозможно «вычислить» истинность или ложность этого высказывания, да и вообще истина в подобных вопросах не поддается методам математического исчисления. Вопрос о том, дадут или не дадут капита­листические правительства независимость своим колониям, может быть решен лишь при условии, если его поставить в исторические рамки, т. е. если к нему по­дойти с точки зрения диалектического способа мышле­ния, оперирующего логическими формами, адекватными содержанию. Как известно, историческая обстановка после второй мировой войны сложилась так, что некоторые колониальные державы сами вынуждены были дать политическую независимость части своих колоний. И реки при этом не потекли вспять. Логические формы мышления, включающие в себя момент историзма, уже не могут считаться внешними по отношению к содержанию, так как этот момент формы есть выражение неразрывной связи формы с содержанием.

Таким образом, понятие о содержательности диалектической логики позволяет глубже и яснее осознать различие предмета, объекта исследования диалектической и формальной логики. Тогда как формальная логика ориентируется на исследование способов и правил правильного соединения понятий и суждений и последовательного выведения одних мыслей из других, диалектическая логика стремится наиболее адекватно выразить в понятиях и других формах мысли содержание реальных изменяющихся вещей и процессов. В диалектической логике связь с действительностью, с содержанием реальных процессов, с практикой самая тесная и непосредственная. Не случайно В. И. Ленин, излагая сущность диалектической логики, включил в ее понятие момент практики как основы и критерия истинности познания. Положение о содержательности законов и категорий диалектической логики не означает, будто они сами по себе уже дают истину о конкретных вещах и процессах. Когда речь идет о их содержательности, имеется в виду лишь то обстоятельство, что они отражают наиболее общие законы развития объективного мира, а также мышления. Естественно, что это «общее содержание» за­конов «категорий диалектической логики должно быть конкретизировано в применении к каждой специфиче­ской сфере познания. Они указывают лишь путь к по­знанию объективной истины, само же познание требует освоения данного материала, конкретного содержания изучаемых объектов. Как ни содержательны такие логические категории, как необходимость и случайность, возможность и действительность и т. п., они все же суть общие формы, которые одухотворяются, лишь приме­няясь к живому конкретному содержанию. Диалектиче­ская логика обладает неисчерпаемой способностью про­никать в сущность, содержание вещей. Это объясняется тем, что она сама содержательна, что ее главная цель — исследование логических форм в неразрывной связи с содержанием явлений и процессов объективного мира.

Должна ли диалектическая логика заниматься формами мысли?

После сказанного этот вопрос может показаться из­лишним. Но мы останавливаемся на нем специально лишь потому, что среди некоторых логиков укоренился взгляд, согласно которому исследованием форм мысли занимается формальная логика, диалектическая же ло­гика должна заниматься исключительно проблемами со­держания мысли. Наиболее полно указанный взгляд из­ложен в статье «Формальная логика и диалектические суждения» (14). Автор ее утверждает, что специфической задачей диалектической логики в отличие от формальной логики является анализ содержания определений и понятий, а не их логической формы. В. И. Ленин, пишет автор статьи, «исследует понятия и суждения со стороны заключенного в них диалектического содержания, что является задачей диалектической логики, а не со сто­роны их логический формы, структуры, что является уже предметом формальной логики»(15). В статье едко высмеи­вается всякий намек на признание «диалектических» форм мышления. «Таковых, — категорически заявляет автор, — в природе не существует и существовать не мо­жет. Общеизвестные формы мышления — понятие, су­ждение, умозаключение — в их «формально-логическом» понимании носят объективный, общечеловеческий харак­тер. Они служили человечеству на протяжении многих тысяч лет, одинаково хорошо выражая как диалектику, так и метафизику»(16).

Прежде всего, поскольку в защиту подобных взгля­дов ссылаются на классиков марксизма-ленинизма, нужно обратиться к ним и восстановить их действитель­ное понимание этого вопроса. Вопрос о том, исследует ли диалектическая логика формы мышления, нельзя сво­дить к проблеме: существуют ли «особые», «диалекти­ческие» формы мышления.

Диалектическая логика не «изобретает» каких-то новых форм мышления, помимо уже известных. В действительности вопрос стоит так: исчерпывается ли и достаточен ли тот анализ этих форм мышления, тот подход к ним, который характерен для формальной логики, или этот анализ в целях адекват­ного отражения действительности должен быть продол­жен, углублен под углом зрения специфических задач диалектической логики?

Если же с этой точки зрения подойти к формам мы­шления, то сомнений в необходимости дальнейшего ана­лиза их быть не может. Энгельс Диалектику в целом на­зывал «наиболее важной формой мышления»(17), ибо только она, по его словам, представляет аналог и тем самым метод объяснения для происходящих в природе процессов развития, для всеобщих связей природы, для переходов от одной области исследования к другой(18). Следовательно, диалектика есть «форма мышления», а нас убеждают, что диалектическая логика не вправе заниматься изучением форм мышления.

Метафизика и диалектика, утверждается в указанной статье, пользуются одними и теми же формами мышле­ния. Но именно поэтому перед диалектикой стоит задача исследовать эти формы мышления с точки зрения истин­ного воспроизведения действительности» т. е. воспроиз­ведения ее в развитии, изменении, связях и переходах явлений друг в друга и т. д. Тот факт, что формальная логика так подходит к формам мышления, что ими «оди­наково хорошо» пользуются как метафизики, так и диа­лектики, говорит о том, что формально-логический угол зрения на формы мышления слишком общ, недостато­чен, ограничен. В. И. Ленин указывал, что беда мета­физического материализма заключалась в неумении применить диалектику к теории отражения, Что это зна­чит? Понятия, суждения, умозаключения представляют собой формы отражения действительности. Когда Ленин говорит о применении диалектики к теории отражения, то он имеет в виду диалектический подход к этим фор­мам» необходимость отражения в них объективной диа­лектики развития. Разве не в этом смысл той упорной борьбы, которую Ленин вел в защиту важнейшего марксистского тезиса о том, что диалектика и есть теория познания, логика? Диалектика познания вклю­чает в себя как неотъемлемый и притом важнейший эле­мент диалектику форм мышления.

Нельзя согласиться и с тем утверждением, что можно исследовать понятия и суждения со стороны заключен­ного в них диалектического содержания, игнорируя спе­цифические, соответствующие этому содержанию логиче­ские формы мышления. Подобная точка зрения обедняет понятие логической формы, сводя ее к некоей равнодуш­ной к своему содержанию внешней оболочке, способной вместить любое содержание. Диалектическая логика не занимается исследованием состава тех или иных форм мысли, например суждения или умозаключения, описа­нием различных видов понятий и т. п. Это делает фор­мальная логика. Но диалектическая логика, как мы уже пытались это доказать в предыдущем разделе, к логическим формам с несравненно более глубокой целью: она исследует формы мысли в аспекте их способ­ности отразить сложнейшие и противоречивые процессы, реального мира. А это значит, что логическая форма не может быть здесь равнодушной к содержанию, а опреде­ляется этим содержанием, при этом так, что содержание в известном смысле переходит в форму, а форма — в со­держание. Иначе говоря, без соответствующей, т.е. диалектической по своей природе, формы мысли невозможно адекватно выразить диалектическое содержание, а это последнее неизбежно порождает эту форму в сознании человека как форму своего отражения. Именно это и имел в виду Ленин, когда он, материалистически истол­ковывая Гегеля, писал, что важно «не только описание форм мышления, но и соответствие с истиной...»(19).

Диалектическая логика, подобно формальной, имеет дело с теми формами мышления, которые выработала историческая практика человеческого мышления, но она идет дальше формальной логики в анализе их и представляет собой исторически и логически новую, более глубокую ступень подхода к ним. Особенность этого подхода в тесной и неразрывной связи логической фор­мы с содержанием.

Когда В. И. Ленин исследует понятие или какую-нибудь иную логическую форму мысли, то он берет как единство содержания и формы. Специальное рассмотрение этого вопроса — задача последующего изложения. Сейчас заметим лишь следующее. Заявляя, например, о понятиях, что они должны быть «обтесаны», «обломаны», «гибки», «подвижны», «взаимосвязаны», Ленин анализирует их как раз со стороны логической формы, которая соответствует реальному содержанию явлений и процессов самой действительности, — объективно подвижных, гибких, взаимосвязанных, превраща­ющихся друг в друга и т.д.(20) Исследование понятий и других логических форм мысли с этой стороны имеет первостепенное значение и составляет основную задачу диалектической логики, поскольку, только идя по этому пути, возможно достигнуть наиболее адекватного отра­жения мира.

В работе «Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках Троцкого и Бухарина» В. И. Ленин ука­зывает на одну из характерных черт подхода диалектиче­ской логики к предмету. Он пишет: «Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования»(21). Но одного такого подхода недостаточно. Кроме того, пишет Левин, предмет надо исследовать в развитии, видеть ту связь с конкретно-историческими условиями, которые выделяют ее из всей массы остальных связей. Именно в этом смысле он показывал на примере со стаканом, что в од­ной связи он инструмент для питья, в другой — помещение для пойманной бабочки и т. д. Вот такой подход к предмету и нужно выразить в логическом определении. Формальная логика, фиксируя относительно постоянное и неизменное в предметах и явлениях, не способна сделать это своими определениями. Ленин упрекал сво­их противников за чисто формально-логический подход не потому, что они ограничивались анализом одной логи­ческой формы, а потому, что они оперировали негибкими, «формальными определениями», способными в лучшем случае констатировать разные связи и отношения, но не подходить к ним конкретно-исторически. Иначе говоря, B. И. Ленин критиковал своих противников не только за ошибочный анализ конкретного содержания предмета, но и за ограниченность, узость, скованность, непо­движность логических форм их мышления. Сам Ленин давал такие логические определения, которые были диалектическими не только по содержанию, но и по форме. Диалектичность развития содержания объективных ве­щей и процессов отражается в таких свойствах логиче­ских форм мышления, как гибкость, изменчивость, диа­лектическая «противоречивость», взаимосвязь, взаимопереход понятий, суждений и т. д. Таким образом, положение о том, что диалектиче­ская логика ограничивается лишь исследованием логи­ческих форм мысли со стороны их содержания, беря в готовом виде то, что дает формальная логика в обла­сти форм мышления, не выдерживает критики.

Из сказанного следует, что нельзя согласиться и c другим утверждением, по существу повторяющим только что разобранную концепцию. В одной из статей другого сборника, посвященного вопросам логики, мы чи­таем: «Специфической характеристикой форм является правильность, так же как специфической характеристи­кой конкретного содержания мысли является истин­ность»(22).

Из этого положения вытекает вывод, что так как только формальная логика специально занимается проблемой правильности форм мысли, то исследование понятий, суждений и т.п. со стороны их формы есть исклю­чительно ее прерогатива, что же касается диалектиче­ской логики, то ей остается только область «содержания» мысли. Из высказанных выше соображений явствует, что вопрос об истинности распространяется не только на содержание, но и на форму мысли. Мы уже говорили, что для содержания мысли небезразлична ее форма, что в диалектической логике преодолевается известное «безразличие» к содержанию (точнее сказать: большая степень отвлечения формы от содержания), которое при­суще формальной логике. Так как диалектическая ло­гика исследует формы мысли в их неразрывной связи с содержанием, то сама логическая форма выступает здесь как наполненная содержанием и адекватная ему и потому она не только логически правильна по своему строению, но и истинна. Итак, диалектическая логика не только вправе, но и обязана заниматься исследованием форм мышления. Без этого нет диалектической логики.

О мнимом конфликте между диалектической и формальной логикой

Выше было сказано, что формальная логика, ее за­коны отражают относительное постоянство, устойчи­вость вещей, фиксируют тождественность вещей, их про­стейшие связи и отношения. Диалектическая логика, на­против,— это логика развития, изменения. Можно ли отсюда сделать вывод, что диалектическая логика несовместима с признанием формальной логики и что последняя представляет собой пройденный исторический этап, что между ними существует неразрешимый конфликт?

Марксизм никогда не объявлял формальную логику бессмыслицей на том основании, что она оперирует не­подвижными категориями. В «Анти-Дюринге» Энгельс прямо указывал, что «из всей прежней философии само­стоятельное значение сохраняет ...учение о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика» (22). Нет ли, однако, противоречий в такой постановке проблемы? Нет ли здесь несовместимых противополож­ностей — диалектики с ее текучими категориями, не зна­ющей никаких абсолютно разграничительных линий между явлениями природы, и формальной логики с ее неподвижными категориями?

Ответ на этот вопрос может быть только отрицатель­ным. Несомненно, в современных условиях, когда наука давным-давно я твердо встала на позиции развития и изменения явлений и когда единственно адекватным методом и способом исследования природы может быть только диалектика, положение и роль формальной логи­ки изменились по сравнению с прошлым. Если в XVII— XVIII вв., в период господства метафизического миро­воззрения, она абсолютизировалась, то сейчас положе­ние иное. Начиная с конца XVIII в., и особенно в течение первой половины XIX в., научные знания поднялись на такую ступень, когда старый философский метод и логи­ка не могли уже удовлетворять новые потребности раз­вития науки и человеческой практики. Возникли новый метод, новая — диалектическая — логика, соответствую­щие новому историческому этапу развития научных зна­ний и общественной практики.

Однако это не означало, что наступил конец формальной логике. Мы уже говорили, что общая законо­мерность развития науки такова, что новая ступень, новые теории не просто отбрасывают старую ступень и прежние теории, а указывают их надлежащее место, границы их применимости. Если до достижения новой более высокой ступени в развитии науки господствует представление о том, что существующая теория дает объяснение всем явлениям, имеет всеобщее значение, то новая теория, постигающая более глубоко сущность при­роды, ограничивает рамки старой теории, лишает ее кажущейся всеобщности, низводит ее на ступень частной теории, объясняющей какой-то определенный круг явлений. Старая классическая механика, например, считала массу тел во всех случаях неизменной. Новая, квантовая механика опровергла представление о неизменности массы и открыла, что она изменяется в зависимости от скорости движения материальных частиц. Но эта новая теория не объявила законы механики Ньютона недействительными. Она лишь ограничила область их применения макропроцессами, здесь эти законы вполне сохраняются и правильно объясняют механические про­цессы. Это не значит, что в макропроцессах масса неизменна. Нет, она и здесь изменяется, но скорость движения тел здесь по сравнению со скоростью движения ча­стиц в микропроцессах (сравнимой со скоростью светя) настолько мала, что изменения в массе ничтожны и от них можно отвлечься, принимая массу за нечто постоянное.

Таким образом, всеобщее значение приобрел закон изменяемости массы, а принцип постоянства массы получил значение частного принципа, ограниченного определенными рамками.

Конечно, всякая аналогия условна и приведенным примером мы не хотим сказать, что в случае с формаль­ной логикой и логикой диалектической дело обстоит аб­солютно так же. Но тем не менее и здесь и там прояви­лось действие указанной выше общей закономерности развития познания.

Господство метафизического взгляда на мир в время затушевывало ограниченность формальной логики, не способствовало обнаружению ее ограниченности. Вскрыть ее можно было лишь в новых исторических условиях, только тогда, когда возник диалектический взгляд на природу. Установление недостаточности, ограниченности формальной логики, определение ее действительного места в науке о мышлении и познании освобо­дило ее от неизбежной раньше связи с мировоззрением. Абсолютизация значения формальной логики в прежних исторических условиях заменилась в новое время представлением об ограниченности ее за­конов и принципов. Заняв принадлежащее ей в процессе мышления и познания реальное место, она таким образом уже не претендует на роль всеобщего способа мышления и тем самым приобрела подчиненное по отношению диалектической логике значение. Следовательно, с возникновением диалектической логики положение, роль, функции формальной логики были существенно сужены. Это ограничение, на наш взгляд, шло по следующим направлениям: 1) Если до этого формальная логика представлялась как един­ственное учение о мышлении, имеющее неограниченное значение, то после возникновения диалектической логики она оказалась элементарной логикой, т. е. тем, чем она действительно является. 2) Вследствие этого формальная логика утратила неизбежно выполнявшиеся ею на предыдущем историческом этапе развития науки функции всеобщего способа мышления, как метод по­знания она теперь играет ограниченную роль, выступая в качестве такового лишь там и постольку, где и по­скольку можно и нужно отвлечься от развития и изме­нения, где степень абстрагирования от конкретного содержания мыслей очень большая. 3) В связи с ука­занными изменениями на первый план выступила главная задача формальной логики — быть учением о правильном, непротиворечивом, последовательном мышлении, о логической связи мыслей, о способах ло­гически аргументированного, Доказательного мышления. Нет ли, однако, противоречия в том факте, что фор­мальная логика оперирует неподвижными категориями, но, несмотря на это, дает такое учение о принципах и правилах правильного мышления, которые мы должны соблюдать во всех случаях, чтобы понимать друг друга и не впадать в логические ошибки? Ведь мы знаем, что вещи находятся в состоянии беспрерывного развития и изменения и в то же время мы утверждаем, что пра­вильное логическое мышление базируется на рассмо­тренных выше законах формальной логики, основная черта которых — это принцип тождественности предмета мысли.

И. Дицген был совершенно прав, когда он в своем «Аквизите философии» указывал, что это не бессмысленное противоречие, а противоречие, которое сбило с толку немало великих философских умов и задало фило­софам «страшно много работы» (24).

С этим противоречием столкнулись уже некоторые древние мыслители, но разрешить его не сумели. Такие, например, античные философы, как Сократ и Платон, понимали, что все находится в движении. У них есть великолепные образцы диалектики. Вместе с тем они никак не могли понять, как возможно знание того, что не пребывает в покое, а все время движется и изме­няется. И они делали вывод, что знание имеет дело с яв­лениями, пребывающими в покое, а не с изменяющи­мися. Правда, борясь против диалектического способа мышления, они имели в виду диалектику, доведенную до абсурда, диалектику Кратила, которую они неправо­мерно отождествляли с диалектикой Гераклита. Истин­ная диалектика ничего общего не имеет с представле­нием о природе, исключающим всякий момент покоя, считающим, что предметы якобы настолько изменчивы, что о них ничего знать нельзя (25). Но отвергая подобное карикатурно представление, некоторые античные фи­лософы отрицали вообще возможность познания того, что развивается, изменяется.

Вот образчик рассуждений Сократа, изложенный Платоном в сочинении «Кратил»: «Там по справедливо­сти нельзя указать и на знание, Кратил, где все вещи изменяются и ничто не стоит. Ведь если это самое зна­ние есть знание того, что не изменяется, то знание всегда пребывает и всегда есть знание: а когда изме­няется и самый вид знания, то как скоро вид знания из­меняется в иной, знания уже нет, и где всегда происхо­дит изменяемость, там никогда не бывает знания; а отсюда следует, что там не бывает ни Дознаваемого, ни имеющего быть познанным. Если же, например, всегда есть познающее, то есть и познаваемое, есть и прекрас­ное, есть и доброе, есть и бытие каждой отдельной вещи; и это уже не походит на то, что мы недавно го­ворили,— на течение и движение» (26).

Таким образом, дилемма у Сократа и Платона тако­ва: либо вещи тождественны, неизменны и тогда воз­можно познание, либо вещи изменчивы, нетождественны и тогда познание невозможно. Диалектически соединить тождество и изменчивость вещей они не могли.

Это противоречие не мог разрешить и Аристотель. Формулируя закон противоречия на Основе принципа тождественности вещей, он утверждал, что они не могут в одно и то же время быть и не быть, т. е. содержать в себе внутренние противоречия. Правда, Аристотель искал выхода из этого противоречия не в отрицании из­менчивости вещей, а в правильном понимании сущности самого развития. Так, возражая против, по его словам, наиболее крайней точки зрения на изменчивость (мне­ний Кратила), он писал: «А мы [в ответ] и на такое рас­суждение скажем, что то, что изменяется, в то время, когда оно изменяется, дает, правда, этим людям некото­рое основание считать его несуществующим, однако же это во всяком случае представляет спорный вопрос: в самом деле, то, что утрачивает [что-нибудь], сохраняет [еще] что-то из того, что оно утрачивает, a также некото­рая часть того, что возникает, должна существовать» (27).

Но и на этом Аристотель не останавливается, а идет дальше, он высказывает гениальную мысль о том, что изменение в количестве и качестве—это не одно и то же. «Пусть со стороны количества, — замечает он,— изменение не останавливается, однако же через посред­ство формы мы постигаем все вещи» (28). Под формой и ее изменением он в данном случае, судя по всему, понимал качество и качественное изменение. Здесь он подходил к правильному диалектическому пониманию соотноше­ния между тождеством и изменчивостью вещи: оказы­вается, вещь может количественно изменяться без того, чтобы не быть тождественной по форме, т. е. вещь остается какое-то время данным качеством и, следова­тельно, устойчивой, о ней вполне можно рассуждать, не подменяя ее другой вещью.

Но Аристотель не развивает эту гениальную идею. В конце концов он сбивается на ложную точку зрения. Он заявляет, что только чувственный мир охвачен посто­янным движением, уничтожением и возникновением, однако чувственный мир есть-де только часть целого, за ним «существует некоторая неподвижная сущность»(29).

Что же касается познания, то он на основании сфор­мулированного им закона противоречия высказывает мысль о том; что невозможно иметь истину об изменяю­щейся вещи. «Ибо в поиски за истинным необходимо отправляться от того, что всегда находится в том же самом состоянии и не подвергается никакому измене­нию»(30). Нужно сказать, что и Гегель не сумел справиться с этой антиномией тождества и изменчивости вещей.

Материалистическая диалектика отвергла как мета­физическое противопоставление тождества и изменчиво­сти вещей, так и идеалистическое удвоение мира на мир вещей и мир независимых от них понятий. Она разре­шила противоречие тождества и изменчивости вещей, показав, что вещь есть и то и другое. Ни на мгновение не прекращается движение, развитие вещи, но это не значит, что она существует лишь мгновение, тут же исче­зая. Чтобы вещь коренным образом изменилась, тре­буется время, а в течение этого времени она существует как нечто устойчивое, определенное. Конечно, чтобы по­нять и отразить это единство тождества и изменчивости в мышлении, требуется уже диалектическая логика, о чем будет речь дальше. Таким образом, тождество и из­менчивость вещей вполне сочетаются друг с другом. Это дает возможность правильно решить поставленный выше вопрос о том, как формальная логика, будучи ло­гикой мышления при помощи неподвижных категорий, дает нам принципы правильного мышления, которые мы должны соблюдать, даже мысля о вещах изменяю­щихся, развивающихся. Эта возможность решения во­проса, смущавшего долгое время философские умы в прошлом, появилась лишь благодаря возникновению диалектики. Как часто бывает и в данном случае, выс­шая ступень развития дала ключ к пониманию места и роли низших форм: диалектический способ мышления дает ключ к объяснению сущности и значения законов формальной логики.

Выше было оказано, что основа формальной ло­гики - это принцип тождества; тождествености предмета мысли. Без этого принципа и вытекающих из него остальных правил формальной логики невозможно было бы правильное мышление. Мы уже приводили простые примеры, показывающие, почему следует придерживать­ся этих правил, чтобы мысль наша не была сбивчивой, путанной, непоследовательной. Если в процессе рассуж­дений мы будем подменять один предмет мысли другим, высказывать какую-нибудь мысль и тут же высказывать противоречащие первым мысли, давать противополож­ные определения вещам и т. д., то мысль наша раз­рушится. Это относится не только к рассуждениям о простеших вещах и явлениях, но и к рассуждениям о самых сложных явлениях и процессах. Приведем один пример.

В 1912 г. В. И. Ленин написал статью «О политиче­ской линии», которая была посвящена анализу некото­рых коренных вопросов классовой борьбы в России того времени, критике оппортунистической оценки этой борьбы. Ленин подходил к этим сложным вопросам с по­зиций диалектической теории развития, но вместе с тем он сам не только соблюдал элементарные принципы пра­вильного мышления, но и подверг критике оппортунистов за то, что они нарушали эти принципы, внося путаницу в свои рассуждения, делая вследствие этого невоз­можным научный, т. е. диалектический анализ вопросов.

Спор между марксистами и оппортунистами шел о том, какие классы строят и должны строить новую, пре­образованную Россию. В. И. Ленин приводит следую­щую фразу из писаний оппортуниста Николина: «Новую Россию никто не строит, она строится... в сложном процессе борьбы различных интересов...» Посмотрим те­перь, как Ленин разбирает это рассуждение. «Если но­вая Россия строится в процессе борьбы различных интересов, — пишет Ленин, — то это значит, что классы, имеющие различные интересы, по-разному строят новую Россию. Это ясно, как ясен ясный божий день. Какой же смысл имеет противоположение Н. Николина: «новую Россию никто не строит, она строится и т. д.»? Решительно никакого смысла не имеет. Это — бес­смыслица с точки зрения самой элементарной логики»(31). Как видим, В. И. Ленин ловит оппортуниста на эле­ментарной логической ошибке, на несоблюдении прин­ципа тождества предмета мысли. Если высказывается мысль о том, что Россия строится в процессе борьбы раз­личных классовых интересов, то нельзя тут же, в проти­воречии с этой мыслью, высказывать мысль о том, что Россию никто не строит, она-де сама строится. Либо одно, либо другое. Ленин показывает, что нарушение элементарной логики в рассуждениях оппортуниста не случайно. Оно преследует цель запутать вопросы. Ленин говорит, что в бессмыслице вышеприведенного высказы­вания есть «своя логика, логика оппортунизма»(32).

Таким образом, и в рассуждениях о самых сложных и развивающихся предметах и явлениях нужно соблю­дать требования формальной логики для того чтобы структура мысли была правильной, чтобы в ней была последовательность, ясность, определенность. В этом смысле нет разницы в том, рассуждаем ли мы о простой, обыденной вещи, например о столе, или об электроне. Высказывая мысли о том и другом, мы должны соблю­дать закон тождества. Если же мы в процессе рассу­ждения о предмете заменим его другим, то мы лишим себя элементарного условия правильного мышления, позволяющего сделать следующий шаг и проанализи­ровать данный предмет глубже, с точки зрения его изменчивости, превращаемости, т. е. проанализировать его диалектически.

Следовательно, правильное, непротиворечивое мыш­ление опирается на законы формальной логики — закон тождества и другие, так как для этих целей достаточно отражать в мыслях вещи в их относительной тожде­ственности, неизменности и т. д. И в этом смысле принципы и правила формальной логики не находятся в кон­фликте с диалектической логикой. Этот конфликт выду­ман теми, кто ставит вопрос так: либо формальная, либо диалектическая логика. Он возникает лишь тогда, когда абсолютизируют значение формальной логики и превращают ее в единственное учение о логическом мышлении, когда игнорируют ее ограниченность.

Именно эту ограниченность формальной логики имел в виду Энгельс, когда он писал, что она годна лишь для «домашнего обихода». Дело, разумеется, не в этих сло­вах, на которых не обязательно настаивать. Употребляя это выражение, Энгельс, конечно, не имел в виду, что есть какие-то области знания, в которых можно не со­блюдать правил элементарного мышления (33). Он имел в виду то, что мышление неподвижными категориями тер­пимо лишь в общежитейском обиходе, где можно от­влечься от того, развиваются или не развиваются, изме­няются или не изменяются вещи, с которыми люди свя­заны повседневно.

Следует вообще отметить, что нельзя вырывать от­дельное выражение из общих взглядов Энгельса на роль формальной логики. Если же учесть его концепцию в целом, то необходимо сказать, что он гораздо выше оце­нивал значение формальной логики, чем некоторые со­временные логики, упрекающие его за слова о «домаш­нем обиходе». Мы уже приводили положение Энгельса о том, что только с узкой точки зрений можно в фор­мальной логике видеть лишь инструмент доказывания готовых истин. Тогда как на самом деле формальная логика представляет прежде всего метод для отыска­ния новых результатов, для перехода от известного к не­известному (34).

Сохраняется ли эта оценка формальной логики сей­час, когда существует диалектическая логика? Конечно, сохраняется, и Энгельс это имел в виду, ибо он в указанном месте «Анти-Дюринга» сопоставлял формальную логику и диалектику. Между тем некоторые логики, считающие по существу формальную логику единственной логикой, отри­цают ее роль как метода познания, принижая тем са­мым ее значение. Так, К. Бакрадзе пишет, что «формальная логика не является методом познания не только сложных, но и простых процессов, связей объективного мира(35). То обстоятельство, что формальная логика, как говорил Энгельс, «также является средством оты­скания новых результатов...», не имеет ничего общего со сложностью или простотой процессов и связей объ­ективного мира. Тут вопрос касается отыскания новых истин в виде следствий из данных истинных посылок»(36).

С этим нельзя согласиться. Разве способы отыскания новых истин в виде следствий из данных истинных посылок не есть метод познания, метод объяснения явлений? Конечно, этим далеко не исчерпывается сущность метода познания. Метод есть прежде всего способ анализа, исследования самой действительности, реальных процес­сов объективного мира на основе практической деятель­ности людей. Но он включает в себя и закономерное движение мысли, понятий, суждений, вне которого не­возможен метод познания явлений действительности.

Конечно, формальная логика выступает как метод познания преимущественно в тех областях, где можно отвлечься от развития и изменения. Но даже и там, где невозможно исследовать явления природы вне их раз­вития и изменения, т. е. в подавляющем большинстве областей знания, формальная логика играет конечно не основную, а подсобную, служебную, но все же роль метода отыскания новых истин. Она разработала методы индуктивных и дедуктивных умозаключений, правила доказательства, которые применяются в научных иссле­дованиях. Было бы неправильно с марксистских позиций, подчеркивая ограниченность формальной логики, недооценивать ее значения для современного науч­ного познания.

В этой связи следует сказать и о месте формальной логики в процессе умственного развития человека. Умственное формирование отдельного человека дает пример поразительного совпадения индивидуального и ро­дового, логического и исторического процессов развития мышления (этому вопросу будет посвящена специальная глава). Индивидуальное умственное развитие в сжатом виде воспроизводит историю, основные этапы историче­ского развития мышления. Не только в истории челове­ческого мышления, но и в формировании мышления отдельного человека познание предметов, как относи­тельно постоянных и неизменных, предшествует познанию их как процессов, как развивающихся и изменяющихся. Такой же параллелизм между историей и процес­сом индивидуального умственного развития существует в движении познания от внешних, простейших связей и отношений вещей к их внутренним, существенным свя­зям и отношениям, и т. д. Такова закономерность как исторического, так и логического развития мышления. Эта закономерность дает ключ к объяснению места и роли формальной логики в умственном развитии чело­века.

Формальная логика — важный и неотъемлемый эле­мент воспитания логического мышления человека на той ступени его умственного развития, когда он способен воспринимать окружающий его мир лишь как мир то­ждественных, разделенных вещей. Подобно тому, как бесполезно было бы учащимся средней школы преподно­сить высшую математику, столь же неоправданным было бы и стремление сразу воспитывать их мышление в духе диалектической логики. Дети не способны понять вещи как единство противоположных сторон и свойств, как тождество бытия и небытия — это не совпадает с их не­посредственными восприятиями и с их ограниченной практикой. В одном из своих романов Л. Фейхтвангер делает тонкое замечание о своем герое, который в дет­стве испытывал муку из-за того, что отец его звал «Bube» (мальчик), а мать — «Junge» (малыш). Подоб­ного «раздвоенного» бытия он не выносил. «Считая себя постоянным, — говорит о ребенке исследователь развития мышления А. Валлон, — он верит в постоянство всего. Каждое из его представлений имеет нечто абсолютное и статическое» (37).

Формальная, «рассудочная» логика есть поэтому не­обходимый и закономерный этап в умственном форми­ровании человека, подготовляющий его к усвоению более сложной, — «разумной», диалектической логики. Это и имел в виду В. И. Ленин, когда он высказывал мысль о том, что в средней школе нужно ограничиться фор­мальной логикой, сделав к ней некоторые «поправки».

Таким образом, «антиномия» формальной и диалек­тической логики вполне разрешима, но разрешима лишь с точки зрения высшей ступени в развитии логической науки, достигнутой в лице диалектической логики.

Примечания.

1.В. И, Ленин, Соч., т. 38, стр. 251.

2.С. И. Поварнин, Введение в логику, П., 1921, стр. 10.

3.Там же, стр. 26.

4.Г. Риккерт, Философия жизни, П., 1922, стр. 161.

5.См. «Новые идеи в философии», сб. № 7, СПб., 1913, стр. 13.

6.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 81.

7.С. И. Поварнин, Введение в логику, стр. 9.

8.G. Klaus, Einfuhrung in die formale logik, Berlin, 1958, S. 98.

9.См. В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 272.

10.Гегелъ, Соч., т. VI, стр. 23.

11.Гегель, Соч., т. V, стр. 14.

12.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 80.

13.А. Тарский, Введение в логику и методологию дедуктивных наук, стр. 58.

14.См. «Вопросы логики», «Ученые записки ЛГУ имени А. А. Жданова» № 247, серия философских наук, вып. 12, изд. Ленинградского университета, 1957.

15.«Вопросы логики», стр. 78.

16.Там же, стр. 84.

17.Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 311 (курсив мой – М.Р.).

18.См. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 311—312.

19.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 165.

20. См. там же, стр. 99, 136.

21.В. И. Ленин, Соч., т. 32, стр. 72.

22.Сб. «Вопросы логики», изд. АН СССР, М. 1955, стр. 107.

23.Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 25.

24.См. Я. Дицген, Избранные философские сочинения, Госполитиздат, М., 1941, стр. 192.

25.Как известно, Кратил считал, что вещи настолько измен­чивы, что они никогда не пребывают в состоянии даже относи­тельного покоя и что поэтому познание их невозможно, на них можно только указывать пальцем.

26.Платон, Соч., т. V, М., 1879, стр. 285—286.

27.Аристотель, Метафизика, стр..71.

28.Там же.

29.Аристотель, Метафизика, стр. 72.

30.Там же, стр. 189.

31.В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 301.

32.Там же.

33.Это выражение Энгельса правильно разъяснил И. Дицген. «Старая логика, — писал он,--трактует о вещах, объектах на­шего познания, как о застывших ледяных сосульках, между тем как философски расширенная логика считает такой взгляд на вещи правильными лишь в общежитейском обиходе. Читатель, надеюсь, не поймет это выражение превратно и не примет его в буквальном смысле. Использование логикой в повседневных де­лах застывших понятий распространяется, будет и должно рас­пространяться на все сферы знания. Ни в каком случае нельзя обойтись без рассмотрения вещей как чего-то тождественного и тем не менее наряду с этим весьма полезно знать и помнить, что вещи — не только нечто тождественное и застывшее, но в то же время и нечто изменчивое и текучее» (И. Дицген, Избранные фи­лософские сочинения стр. 192 (курсив мой. — М. Р.)).

34.См. Ф._ Энгельс, Анти-Дюринг, стр, 126.

35.Автор приведенной цитаты, очевидно в целях защиты своей точки зрения, не принимает во внимание мысль Энгельса, который говорит о формальной логике именно как о «методе оты­скания новых результатов». Вот как это место звучит в ори-гинале: «Selbst die formale Logik 1st yor allem Methode zur Auffindung neuer Resultate, zum Fortschreiten vom Bekannten zura Unbekannten:..» (Engels, Herrii Dflhrlngs Unwaizung der Wissen-haft (Anti Duhring), 1939, S; 127).

36. «Вопросы философии» № 2, 1956, стр. 218—219.

37.А. Валлон, От действия к мысли, М, 1956, стр. 20.