Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Материал из m-17.info

ПРАВО / Cовокупность правил поведения /

1

Буржуазная правовая наука, подходившая с различными критериями к оценке одних и тех же юридических категорий на различных этапах развития капитализма, не выработала, да и не могла выработать единого понятия субъективного права и правовой обязанности.

В эпоху становления капитализма, когда буржуазия, идя к власти под лозунгом всеобщей свободы и всеобщего равенства, вела за собою народные массы на борьбу с феодально-крепостническим строем, ее идеологи мало интересовались понятием правовой обязанности и сосредоточивали свое внимание прежде всего на понятии субъективных прав, определяя их как естественные и прирожденные свойства личности, которые не создаются, а лишь признаются и подтверждаются нормами положительного законодательства. Но эта концепция, которая могла бы впоследствии обернуться против самой буржуазии, была ею решительно отвергнута после того, как она пришла к власти и тем самым политически утвердила свое экономическое господство. Различные концепции субъективных прав, созданные буржуазной юриспруденцией в противовес теориям естественно-правовой школы, все более удаляются от идеи их неотъемлемости и прирожденности и все более приближаются к откровенно реакционным концепциям нового времени, которые широко проповедуются на страницах современной буржуазной юридической литературы. Отвергая категорию субъективных прав и сосредоточивая свои псевдонаучные изыскания всецело и исключительно на понятии юридической обязанности, буржуазные, юристы эпохи империализма стремятся доказать всеобщее, значение обязанности для современного устройства буржуазного государства, которое зиждется якобы на взаимной связанности личности и общества, выполняющих друг перед другом заранее предопределенные и юридически закрепленные социальные функции, возлагаемые на личность сообразно с тем, какое положение она занимает в обществе.

Общая эволюция в сторону реакции и мракобесия, проделанная буржуазной юриспруденцией, начиная от момента ее возникновения до ее современного состояния, наиболее ярко обнаруживает себя в той эволюции, которой подверглись ее взгляды на понятие субъективных прав и которая может быть прослежена уже при самом беглом обзоре ее основных концепций.

Первой такой концепцией является волевая теория субъективных прав, которая была создана в борьбе с естественно-правовой доктриной, провозгласившей накануне захвата буржуазией власти прирожденность и неотчуждаемость прав личности, обеспечение и охрана которых вручается созданному на основе общественного договора государству. [1] Берущая свое начало в идеалистической философии Гегеля[2] и настойчиво проводимая в первой половине XIX в.,[3] волевая теория определяет субъективное право как своеобразный приказ, который издается объективным правопорядком и вручается отдельной личности в ее свободное распоряжение, как пожалованную государством власть или господство, свободу или дозволенность воли в пределах, установленных законом. [4]

Но если субъективное право есть пожалованная государством дозволенность индивидуальной воли, то из этого следует, что государство не признает, а создает права личности, наделяя ими отдельных граждан и определяя тем самым объем правоспособности каждого из них, который может быть и увеличен и сокращен по усмотрению самого государства.

Принцип прирожденности прав, выдвинутый представителями школы естественного права, заменяется, таким образом, принципом их государственного пожалования, а поэтому и принципу неотъемлемости и неотчуждаемости прав должна быть противопоставлена принципиальная возможность их ограничения и упразднения по воле государства как органа, которым эти права создаются. Таковы выводы, к которым неизбежно приводит волевая теория в ее логической последовательности.

[1] См, например, J.-J. Rousseau, Du contra social, 1896, стр 16 и сл.

[2] «Почвой права,—писал Гегель,—является вообще духовное, и его ближайшим местом и исходным пунктом—воля, которая свободна, так что свобода составляет ее субстанцию и определение, и система права есть царство реализованной свободы, мир духа, порожденный ям самим как некая .вторая природа» (Гегель, Соч., т. VII, стр. 31).

[3] Но и в более позднее время, когда волевой теории был нанесен решительный удар ее противниками, она не утратила окончательно своего значения и продолжала отстаиваться различными авторами. Так, в своих «Лекциях по энциклопедии права», изданных в 1913 г., Е. Трубецкой писал: « ..право есть совокупность норм, с одной стороны, Предоставляющих, а, с другой стороны, ограничивающих свободу лиц в их известных отношениях» (стр. 11). Сообразно с этим и субъективное право определяется Е. Трубецким как «сфера предоставленной личности свободы» (стр. 85).

[4] См. В. Windscheid, Lehrbuch des Pandektenrechts, т. I, 1887, стр. 99.

Однако, определяя субъективное право как предоставленную государством дозволенность воли отдельной личности, волевая теория формально утверждала свободу индивидуума, его известную независимость по отношению к государству, по крайней мере в пределах, в которых свобода личного усмотрения санкционируется самим государством. Если она и представляла собою значительное отступление вправо, посравнению со взглядами наиболее прогрессивных представителей естественно-правовой доктрины, то в эпоху промышленного капитализма утверждаемый ею принцип свободы индивидуальных действий в известных законом установленных пределах был вполне приемлемым для господствующего класса уже постольку, поскольку он соответствовал экономическому принципу развития капиталистического общества в этот период.

Когда же с обострением классовых противоречий капитализма государственное вмешательство во внутреннюю сферу индивидуальной деятельности начинает приобретать все более широкое распространение, появилась потребность в ином теоретическом объяснении понятия субъективных прав, которое не только оправдало бы целесообразность этого вмешательства, но и обосновало его необходимость, придавая ему внешне легальную и потому юридически безупречную видимость. На смену волевой теории приходит теория интереса.

Воспользовавшись известными догматическими пороками волевой теории, сторонники нового воззрения на понятие субъективного права нанесли ей такой удар, от которого она никогда уже не могла оправиться. Волеспособность, — утверждают они, — не является необходимой предпосылкой права, поскольку в качестве носителей прав могут выступать лица, лишенные воли. Воля может быть перенесена на другое лицо, и это тем не менее не повлечет за собою одновременного перенесения права, поскольку управомоченный сохранит за собою удовлетворение интереса, которое право ему обеспечивает. Напротив, уступка пользования, интереса всегда является вместе с тем и уступкой самого права. «Право существует не для того, чтобы осуществить идею абстрактной «правовой воли», а для того, чтобы служить интересам, потребностям, целям оборота».[1] Интересы, получающие юридическую защиту, образуют субстанцию прав. «Права суть юридически защищенные интересы».[2]

Но интересы личности, даже тогда, когда им предоставляется юридическая защита, могут прийти в столкновение с интересами других лиц и с интересами буржуазного государства в целом. В разрешении этой коллизии теория интереса исходит из преимущества «власти, служащей интересам всех, над объемом власти, предоставленной в распоряжение отдельных лиц для защиты их интересов».[3] Речь идет, таким образом, не об ограничении воли государства свободой, предоставленной им индивидууму, как об этом говорили сторонники волевой теории, а о поглощении интересов личности интересами государства и о вытекающей отсюда возможности широкого государственного вмешательства в личную, ранее автономную сферу, поскольку это вмешательство осуществляется в целях охраны «общих» интересов, приходящих в столкновение с интересами отдельных лиц.

[1] R. J h e r i n g, Geist des romischen Rechts, т. Ill, 1906, стр. 338.

[2] Там же. стр. 351.

[3] R. J he ring, Der Zweck im Recht, т. I, 1904, стр. 229.

Известно, что такая теория, выдвинутая в последней четверти XIX в., вполне совпадает с практикой буржуазных государств этого периода. Но известно также, что и она перестала удовлетворять требованиям господствующего класса, когда капитализм вступил в последнюю стадию своего развития — стадию империализма.

Этим требованиям не удовлетворяли и созданные на базе волевой теории и теории интереса такие их разновидности, как теория власти, [1] теория власти и интереса, [2] воли и интереса, [3] силы и интереса, [4] теория блага [5] и т. д. и т. п. Теоретический разброд, который эти концепции внесли в буржуазную юридическую науку, поставил перед нею вопрос о том, возможно ли вообще научно-правильное объяснение понятия субъективного права, а изменившиеся социально-исторические обстоятельства привели к тому, что самая категория субъективных прав подверглась вначале сомнению, а затем и прямому отрицанию.

На этом пути, собственно, стоит Л. И. Петражицкий с его реакционной психологической теорией права. Отрицая реальность правовых явлений и рассматривая их как особый класс «сложных, эмоциально-интеллектуальных психических процессов», [6] Петражицкий и субъективное право определяет как своеобразное психическое переживание, порождающее императивно-атрибутивные эмоции на стороне обязанных лиц. [7] Перенесение категории субъективных прав из реального мира в сферу психических переживаний есть уже значительный шаг на пути к их отрицанию вообще.

[1] См., например, С. Муромцев, Определение и основное разделение права, М. 1879, стр.73; Г. Шершеневич, Общая теория права, М.1912, стр.605, а также R. Salellle. De la pereonalite juridique, 1910, стр. 373, 374; F. Endemann, Lehrbuch des burgerUchen Rechts, T.I, l8&3, стр. 58, и другие авторы.

[2] См., например, F. Regelsberger, Pandekten, т. I. 1?93, стр. 75;

[3] Si Binder. Das Problem der jurtetlschen PersOnHctikeit. 1907. стр. 40, и другие авторы.

[4] См., например, R. D e m о g u e, Des notions fondamentales du droit prive, 1911, стр. 365; Q.Jelllnek, System des subjecUven Offentlichen Wthts. 1919, стр. 365.

[5] См., например, А. М е р к е л ь, Юридическая энциклопедия, П. 1902, стр. 53.

[6] См., например, H. Dernburg, Pandekten,, т. I, 1902, стр. в5.

[7] Л. Петражицкий, Теория права и государства в связи с теорией нравственности, П. 1909, стр. 86. Там же, стр. 50, 51.

Последний шаг в этом направлении сделал французский юрист Л. Дюги. Исходя из своей «знаменитой» системы взаимной социальной зависимости (interdependence sociale), Дюги умозаключает, что государство в его прежнем понимании перестало существовать (l’etat est mort), уступив место новой общественной организации, каждый из членов которой выполняет определенную обязанность, функцию, в интересах общественного целого и тем самым в своих собственных интересах. Эта новая общественная организация «покоится на двух элементах—с одной стороны, на концепции объективного права как социальной нормы, основанной на факте взаимной зависимости. Вторым элементом является децентрализация, или синдикальный федерализм»,[1] т. е., по существу, солидарность интересов антагонистических классов. И их различных представителей. У ее членов «нет прав, как нет их и у коллективности, но все индивиды обязаны повиноваться социальной норме, так как они суть существа социальные».[2]

Таков окончательный вывод, к которому приходит Дюги, а вместе с ним и буржуазная юриспруденция в целом. Начав с определения прав как естественных и прирожденных свойств личности, буржуазная юридическая наука пришла к отрицанию субъективных прав вообще, к замене их понятием «социальных функций» и к превращению носителей прав в субъектов «социальных обязанностей».

[1] Л. Дюги, Социальное право. Индивидуальное право. Преобразованное право, П. 1909, стр. 23.

[2] Там же, стр. 5.